Легенда уральской глуши

Как-то раз Сашка приехал в родную деревню, в которой не был уже довольно давно. Так истосковался по простой и размеренной жизни. Как же ему не хватало большой и теплой печи старого бабушкиного дома и ее горячих румяных пирожков! Сама деревня находилась на Урале. В глуши.

Прямо посередь елового таежного леса. Свежий воздух, огромный пруд и бескрайние снежные поля. Одним словом – красота. Сашка как раз ехал отдохнуть, расслабиться и на время позабыть суетливые рабочие будни. Но еще ему нравилось ходить на охоту с соседом бабушки. Звали его Иваныч. Был он мужиком простым, дружелюбным. Короче говоря, открытой души человек. И после охоты любил он всякие байки травить или еще чего.

Все его с интересом слушали, и никто никогда не прерывал. Рассказывал он знатно, добротно. Как частичку себя в свои рассказы вкладывал. Вот и сегодня, когда деревню окутала ночь, Сашка со своим другом сидели у Иваныча, потягивая пиво. — Иваныч, хорош уже анекдоты травить.

Меня от смеха разорвет сейчас, — утирая выступившие слезы, сказал Сашка. – Давай чего-нибудь посерьёзнее! Ну, как ты умеешь, чтобы душу тронуло! И мораль… Мораль, главное. Друг Сашки хихикнул и вопросительно уставился на Иваныча. Тот хлопнул широкой ладонью по столу и сказал: — А почему бы и нет? Как наша деревня-то начиналась, знаете? — А? – вопросительно открыл рот Сашка. — Балда! – передразнил его Иваныч. – Стыдно не знать родные края свои!

Много чего было, чего и за одну ночь не пересказать. Так и быть, одну легенду поведаю. Итак… Давным-давно, когда холодная река Сарана еще разливалась широко-широко, подступая к самому краю таежных лесов, жил средь лесов этих башкирский народ. Поселение тогда небольшое было. Рядом селились и другие народы – татары, черемисы, староверы беглые. Объединились потом и долго дружно жили, прямо до самого прихода царевых послов.

Да только еще задолго до них родилась в этой тайге другая, полная загадок, история. На окраине башкирской деревеньки, где непроходимой стеной стоял хвойный лес, жила девушка со своей матерью. Девушку звали Асма. Жили они дружно, ладили друг с другом. Хозяйство у них небольшое было, но все всегда было чисто и аккуратно. Сиярга души не чаяла в своей дочери, ведь росла та красавицей, доброй и отзывчивой. Асма всегда матери помогала во всем.

Рано утром встанет и за работу. Так бы все и шло тихо да мирно, но вот полюбила на свою беду Асма паренька. В деревне той татары жили. Айрат-то ей взаимностью отвечал, но родичи его сию любовь не одобрили. Мешали всячески, даже наговаривали, а Айрату все нипочем. Люблю, говорит, и все тут. Решила тогда мать Айрата хитростью сына взять. Поехала она тайком от него к Асме, якобы познакомиться с будущей невесткой. Асма ее с радостью встретила, на стол накрыла, все про Айрата спрашивает. Он-то давно уже не приезжал.

Соскучилась. — Ох, нынче дом у нас в хозяйстве работы много, — с напущенной усталостью вздохнула мать, взмахивая тонкой рукой. – Некогда пока Айрату, доченька. Но он про колечко спрашивал, которое тебе дарил. — Колечко? Зачем? – удивленно подняла брови Асма. — Так просит, чтобы ты его ему передала. У него от тебя и вещицы никакой нет. Так хоть посмотрит и тебя сразу вспомнит, милая. Помялась Асма, задумалась, но колечко принесла и веревочкой повязала.

Пусть Айрат о ней почаще вспоминает и приезжает быстрее. — Возьмите и передайте ему, чтобы на шее носил. Веревочку сделала. Так к сердцу ближе. Перекоробило мать Айрата от девичьих слов, но притворно она улыбнулась тогда, пытаясь себя не выдать. — Хорошо, доченька. Передам. Так она с заветным колечком и уехала, а дома Айрату сказала, что Асма его уже не любит. Замуж она скоро выходит, а кольцо свое он может обратно забирать.

Не нужно ей оно больше. — Хитрые они, башкиры эти, — вздохнула мать, причитая перед Айратом. — Ох, чего только я от нее не наслушалась. А я ведь как лучше хотела! С невесткой познакомиться! Порывался Айрат к Асме. Разозлился он и хотел ответ с нее потребовать. В глаза посмотреть. Ох, как кулаки его сжались, побелели. Глаза кровью налились, а в душе обида мигом выросла. Все кипит и кипит. Только мать-то его разрыдалась, громко так разрыдалась.

И за сердце хватается еще, притворяется вовсю. Остался тогда Айрат, а со злобы потом и другую нашел. На ней и женился вскоре. Все ждала Асма любимого Айрата, да так и не дождалась. Не приезжал он больше в их деревню, как и позабыл вовсе. Сколько слез она пролила, сколько раз сердце себя терзала, только постепенно все же забываться все стало, ведь родился у Асмы сын. Здоровый да крепкий. Отпустило ее сердце тоску и боль, и поселилась в душе любовь.

Однако и это спокойствие недолго длилось. Приехал все-таки Айрат в деревню с женой новой по делам важным. Отговаривала его родня. Мать не унималась все. — Так зачем тебе ездить туда, Айрат? У тебя и здесь дел много, – говорила она ему. – Вон брат пускай поедет. Сани-то у него покрепче будут, и дорогу он лучше знает. — Да что ты, анэй*! Моя забота! Сам справлюсь. И поехал.

Не дела его тянули. Вспомнил он Асму. Злость его взяла опять, и решил он к матери ее заехать, чтобы увидела Асма, какая жена у него красивая. Счастлив он теперь, а она пусть локти кусает. Встретила его Сиярга холодно. Жену взглядом недобрым смерила, в дом пускать и не хотела вовсе. Но тут Асма выскочила, а как Айрата увидела, так сердце ее похолодело, ноги подкосились.

Стоит ни жива ни мертва, сказать не может ничего. Жену его увидела и потерялась совсем. Не к ней он приехал, а душу ее потравить! — Видишь, доченька, нашел он себе девицу, а о вас с сыном и не вспоминал совсем! А теперь-то надо тебе чего?! Узнал тогда Айрат о сыне. С силой в дом ворвался на ребенка посмотреть, стал ответа требовать. Слово за слово и понял он, что повелся на обман большой.

В слова поверил, купился по-глупости. Бросил любимую и с другой закрутил, а Асма его все это время ждала. Но обратно ничего не вернешь, прощения не попросишь. Асма как увидела, что Айрат с другой счастлив, еще на ее порог явится посмел, так разум совсем потеряла. В глазах потемнело, сердце заколотилось. Разговора того уже она и не видела. Убежала она из дома. И пропала. Два дня искали, все тщетно. Сиярга сама не своя. Дочь пропала, ребенок плачет, молока просит. Еще и Айрат все пороги обивает, покоя не дает. Качала она внука, баюкала и сама себя успокаивала, что вернется Асма. Вот уже совсем скоро.

А когда наступила холодная зимняя ночь, ребенка удалось успокоить. Сиярга заснула рядом, устало наклонившись над кроваткой. Вдруг Сияргу разбудил жуткий вопль, раздавшийся за окном. Она мгновенно соскочила, испуганно прислушиваясь, но крика-то и не слышно уже. Только во дворе слышалась какая-то возня. Сиярга схватила кочергу возле печи и тихонько вышла из дома. Двор едва освещался светом, лившимся из окон дома, а так тьма кромешная. — Кто здесь?! – крикнула Сиярга в пустоту. Никакого ответа. Тишина.

Так она и стояла на пороге, сжимая кочергу и не решаясь спуститься. Но внезапно от темной стороны забора отошла большая тень. Сиярга испуганно вскрикнула. К ней бесшумно на больших и мощных лапах шла рысь. Страх сковал Сияргу. Не пошевельнуться. Она лишь молча наблюдала за ночной гостьей. «Иня*…» — прозвучал в голове до боли знакомый голос.

Сиярга посмотрела в блестящие огромные глаза рыси, в которых, казалось, стояли слезы. «Иня-я-я… Иня-я!» — снова жалобным тоном раздалось где-то в сознании еще громче и отчетливее. Вмиг побелевшая женщина оперлась об массивную дверь, схватившись за сердце. — Асма! В голове никак вот не укладывалась мысль о том, что это ее дочь, однако сомнений больше и не было никаких. Этот голос-то в голове…

Голос ее родной дочери! Сиярга не сводила глаз с рыси, и внезапно ее охватила тягучая ненависть и злоба. — Что, к сыну пришла? Нагулялась?! Рысь переводила взгляд с окон на двери, но была так же неподвижна. «Отдай мне его», — услышала снова у себя в голове женщина. Сияргу затрясло. Она трясла головой, пытаясь внушить себе, что это сон, но тщетно. Сердце нещадно кололо, дикая боль разрывала его на части. — Уходи! Пошла прочь! – кричала обезумевшая от горя женщина. — Не отдам я тебе сына! Не отдам! Пошла! Пошла!

Она спустилась с лестниц, скрипя наледью под ногами и хлопая в ладоши так, как с порога прогоняют чужую псину. — Давай! Прочь! Прочь! Но рысь только лишь переступала с лапы на лапу, тревожно втягивая носом воздух, а кисточки на ушах едва подрагивали. Она только чуть-чуть отступила назад и затем издала душераздирающий громкий вопль: — Аууууууууууууу! Ау-ау-ау-аууууу!

Вой был страшным и полным дикой тоской. Он не был похож на волчий и ни на чей другой. Как потерявшегося человека в лесу кличут, только с хрипотцой и животным рыком. — Ау-ау-ау! Аууууууууу! – тянула рысь и все оглядывалась на порог двери. Из дома раздался неистовый детский плач. «Зовет она его», — промелькнула мысль в голове у Сиярги. Осела она на холодные ступени да за голову схватилась. Как быть? Возле дома мать воет, а в доме ребенок плачет.

Мать ему надо, есть просит. Без молока пропадет сыночек-то, внучек родимый. А как матери его отдать?! Не человек она больше, утащит ребенка в тайгу холодную и уж там-то точно смерть. Разорвали снова тишину вой и детские крики, терзая слух и проникая глубоко в душу. Разрыдалась женщина, соскочила резко и, пошатываясь, дверь открыла. — Да пропади ты пропадом! Иди! Забирай…

Слезы катились по ее бледным щекам и замерзали, падая на холодную наледь. Рысь мягкой поступью пробралась в дом, а когда выбежала, аккуратно держа маленький сверток в зубах, то женщина снова сидела на деревянных промерзших ступенях. Сиярга сидела, уставившись бессмысленным взглядом вдаль. — Что встала? – не глядя на рысь, спросила она. – Уходи. Хищница остановилась возле порога и тоскливо смотрела на Сияргу. Ребенок в свертке больше не плакал.

Казалось, он уже снова мирно спал. — Уходи, говорю! Не мать я тебе больше! Слышишь?! Не мать! Сиярга схватила попавшийся под руку полешек и замахнулась на рысь. Та мгновенно подскочила и бросилась в сторону леса. Напоследок она все же еще раз оглянулась на женщину, сверкнув яркими глазами, затем исчезла в глубинах деревьев. Все разом стихло. Только от воя еще раздавался звон в ушах. Деревья едва шумели от небольшого порыва ветра.

Сиярга встала, оглядывая безумным взглядом двор. Ее седые волосы космами торчали в разные стороны, а руки-то тряслись, но не от холода. Она тихонько зашла в дом и дверь за собой закрыла. Через мгновение свет в окнах погас, и послышался глухой стук. Утром Сияргу нашли мертвой. *** — Так а чего дальше-то было, Иваныч?! – жадно хватая каждые слова старика, поинтересовался Сашка. — Не тяни же, ну… — Так чего? То и было, — снова начал дед. – Айрат-то жену бросил, от родственников отрекся. Поселился в той деревне, где Асма с Сияргой жили.

Построил себе домишко рядом с лесом. Совсем нелюдимым стал, оброс, поседел быстро, а потом и он пропал. По всему лесу искали… Да где там… Поговаривали тогда, что Асму он встретил с сыном. Забрала Асма его с собой. Она ведь, когда из дома убежала, на духа лесного наткнулась. Услышал он ее слезы и в рысь обратил. Иногда, когда зимой ночь очень темная, далеко в лесу протяжный вой Асмы раздается.

Вот любовь-то, что делает, а ложь и того хуже. Так что мотайте на ус, ребятки… Замолчал тогда Сашка, и друг его вздохнул шумно, глазами в пол уставился. Тоскливо стало на душе. Пусто. Будто оттуда все содержимое разом вытянули. А за окном все также тихо падали крупные снежные хлопья, бесшумно оседая на широких еловых лапах.

Таежный лес высокой стеной окружал небольшую деревню, а темно-синем небе россыпью сверкали яркие звезды. * Примечания автора: Анэй – мама на татарском языке. Иня – мама на башкирском языке. Произношение и написание слов зависит от региона. В каждом регионе разное произношение.