Я стоял у перекрестка дорог в давным-давно заброшенном городе и старался не отвлекаться на посторонние мысли. Не люблю перекрестки. Почему-то именно в таких местах больше всего концентрация всяческого «хлама». Люди восприимчивые могут заметить, что если смотреть не прямо, а краем глаза, можно заметить много интересного и в простых, живых городах. Мне хуже. Я могу погружаться туда полностью. Но вот такие вот перекрестки в заброшенных местах, некогда принадлежавших людям…
Вдох-выдох, воздух вокруг привычно пошел рябью, и когда она рассеялась, мир вокруг стал темнее. Зато вокруг, словно собираясь из воздуха, стали появляться «иные». Когтистые, шерстистые, клыкастые, крылатые, всех мастей и расцветок. Кто-то назвал бы их «темными»… Возможно, это так и есть. Я их не называю никак, я пришел не за ними.
Они обходили меня: шипя, плюясь, но ничего не предпринимая. Они тоже знают, что я пришел не за ними, а навредить мне они не смогут. Я двинулся им навстречу, и лишь тогда заметил того, за кем пришел… тех. В этот раз их было двое.
Старик и его пес. Оба – слепые. За время блуждания по междумирью каждый что-то теряет. Эти двое поплатились своим зрением. Это не страшно, если есть хороший проводник. К счастью, у них — есть. Поравнявшись с парой скитальцев, я взял старика за руку.
— Куда вы идете?
Старик остановился и придержал пса за поводок. Пес, с поседевшей от старости мордой, сел у ног хозяина и недоверчиво потянул в мою сторону носом. Не доверяет? Это правильно. Сколько раз за все это время они сталкивались с разнообразными «доброхотами?» Мужчина же перехватил мою руку и ощупал ладонь узловатыми пальцами, нахмурил лоб, недоверчиво повторил осмотр.
— Ты не отсюда. Ты теплый.
— Да, я не отсюда. В отличие от всех местных, я все еще жив.
— Кто ты?
— Я – проводник. Куда вы идете?
Казалось, мужчина заснул стоя. Какое-то время на его лице не было совершенно никакого выражения. Вспоминает? Ищет предлог отказаться от помощи? Одно я всегда знал точно: все, кто скитается по междумирью, всегда знают, куда идут. Только вот найти дорогу тут намного сложней, чем в незнакомом лесу.
— На станцию, — внезапно отмер собеседник, пытаясь просканировать меня взглядом своих слепых глаз.
— Какую?
— Железнодорожную станцию. Должна быть… недалеко… Третичная? Тройцовая?
— Тройчатная?
— Да.
Уже легче. Такая станция действительно есть. И недалеко. Такая же заброшенная, как и все в этом городе. Надо лишь пробраться через лес, выросший на бывшей площади, и перебраться через покинувшую свое рукотворное каменное ложе реку.
— Хорошо. Я отведу, — взяв старика за руку, я повел его за собой.
Самым сложным было подстроиться под шаг пожилого и слепого человека. Дальше пошло легче. Даже пес терпеливо переставлял усталые лапы, стараясь не отставать.
В самом лесу вышла небольшая заминка, когда на нас спикировало нечто смахивающее то ли на летающий коврик, то ли, не менее летающую, скатерть.
Старик рассказывал. Рассказывал про свою жизнь, про свой дом, жену, детей, все то, что когда-то составляло сущность этого человека. Рассказывал и про то, что помешало ему пройти дальше, задержало между мирами, не позволив остаться там, где был, но и не позволив уйти. С тех самых пор он и искал «её». В
Преодолеть реку было сложнее. По воде не могут ходить даже проводники. Из воды на нас таращилось несколько десятков глаз разнообразных форм и размеров, давая понять, что форсировать преграду вплавь – не лучшая идея. Меня они не тронут, но смогу ли я защитить двоих блуждающих в воде?
Вернувшись со своей ношей в междумирье, я чувствовал себя выжатым. Хорошо, что в нашем мире река давно пересохла, и их пришлось волочь по сухому руслу, а не бултыхаясь в воде.
— Пахнет железной дорогой, — оживился старик и уверенно пошел вперед. Теперь уже не только пес, но и я волокся следом, опасаясь его отпустить.
У входа на станцию мужчина остановился, замешкался. Ну нет. Не сейчас. Вновь взяв ситуацию в свои руки, теперь уже я уверенно подвел его к дверному проему, который еще несколько мгновений назад был лишь простым дверным проемом. Сейчас же, когда мужчина с псом приблизились к нему, проем залил яркий свет.
Казалось, он это почувствовал.
Мужчина кивнул и уверенно вошел в открывшуюся дверь.
Отпустив его, я отступил на шаг. За проемом теперь был мир. Не знаю, лучший или худший, чем наш. Но, судя по тому, что я видел – лучший. Там, в том мире, молодой мужчина смеялся, кружа на руках такую же молодую и радостную женщину, у их ног радостно носился крошечный щенок.
Эту картину я видел целое мгновение. Всего миг, и все погасло. Дверной проем стал всего лишь проемом, ведущим в практически разрушенное здание. За ним можно было рассмотреть обрушившиеся потолочные балки, горы мусора и пыль. Это – все, что остается. Всегда.
Воздух поплыл рябью, сгустился и выплюнул меня в «наш» мир. Устало привалившись к остаткам стены бывшей станции, я закурил. Ненавижу перекрестки. Но сколько их там еще: заблудших, ослепших, ищущих свой перекресток, но постоянно притягивающихся к какому-то другому?